МАМРОВСКИЕ: РАЗГОВОР ПО ДУШАМ О ДРУЖБЕ, КОТОРАЯ ДЛИЛАСЬ БОЛЬШЕ ПОЛУВЕКА

Говорили о грустном и веселом, об искусстве и о жизни, о любви к природе и о классической литературе… Говорили откровенно и с любовью — как еще вспоминать о людях, которые стали совсем близкими и такими родными..
Предлагаем читателям краткий пересказ записи этой беседы.

Галина Никитична Мамровская. Член Союза художников России, заслуженный художник РФ. Родилась в Борисоглебске Воронежской области. Окончила Московское художественно-промышленное училище имени М.И. Калинина. Александр Францевич Мамровский родился в селе Высокое Черниговской области. Закончил Московское художественно-промышленное училище им. М.И. Калинина и художественно-графический факультет Костромского государственного педагогического института. Много лет преподавал в Вологодской детской художественной школе.

Сердце просыпается рано

Познакомился Александр Францевич с Николаем Воздвиженским, когда поступил в Московское художественно-промышленное училище имени М.И. Калинина. Вместе с товарищем они пришли устраиваться в общежитие.
— Заходим в одну из трехкомнатных квартир — там квартирная система, — вспоминает Александр Францевич. — Сидит парень и пишет натюрморт. Узнал, кто мы, и говорит: «Так места много, пожалуйста!» Было часов пять или шесть утра, мы с дороги устали, собрались прилечь. Спрашиваем: «Мы тебе не помешаем, если ляжем спать?». А он говорит: «Ложитесь, мне только этого и надо». И он каждый день вставал так рано — именно около пяти просыпался. Спрашиваю его, зачем так рано встает, а он говорит: «Знаешь, я жаворонок, всю жизнь так, с детства у меня сердце просыпается рано…»

Знакомство, начавшееся больше полувека назад, переросло в дружбу: вначале мужскую, потом семейную. Галина училась в том же училище имени Калинина, и до сих пор слегка обижается на мужа: ему Николай рассказал
о своей вере и о расстрелянных за Христа дедушке и дяде, а она‑то об этом ничего долгие годы не знала. Александр
Францевич просто не мог нарушить данное другу обещание, что всё останется между ними, вот и молчал. Даже молодой жене, самому близкому человеку, ничего не сказал

«Интересно в школе было работать»

Училище Николай Воздвиженский окончил на год раньше, чем Александр и Галина. Поехал в Вологду — поступил запрос, что требуется преподаватель художественной школы, и Николай Константинович хотел сам подробно разузнать о городе, условиях работы… Город понравился и древностью своей, и тем, что Москва совсем рядом: понадобится на выставку съездить, ночь в вагоне — и ты уже в столице. Директор школы Ю.А. Баранов запрос подтвердил, а у Николая был диплом с отличием, дававший право самому выбирать место будущей работы.

Так что когда Мамровские заканчивали училище, Николай как вологодский почти старожил настаивал: «Приезжайте только сюда!» Приехали — и ничуть не жалеют. Галина Никитична устроилась на кружевное объединение «Снежинку» — она же окончила училище как художник по кружеву. А Александр Францевич вслед за однокашником стал преподавателем художественной школы.

— Интересно в школе было работать, — вспоминает Александр Францевич.
Интересно — еще и потому, что рядом была Алевтина Петровна.

— Ой, она молодец была, — не скрывает восхищения Александр Мамровский. — Очень сильный педагог.

У нее, кстати, проблем с дисциплиной никогда не было. Всегда на уроке тишина, не то что на других занятиях: бегают по коридору, кричат… Алевтина Петровна практически не заходила в учительскую: почти все время проводила в классе с ребятами.

Наверное, педагогический секрет — в том, что Алевтина Петровна любила своих учеников и старалась помочь им войти в мир искусства. Конечно, не все ученики Алевтины Петровны стали профессиональными художниками, но любовь
к живописи, графике и скульптуре она передала каждому, кто хоть недолго у неё занимался в художественной школе.

Алевтина Петровна не только «руку ставила» ученикам, то есть учила приемам рисования, знакомила с основами колористики. Она помогала им становиться культурными людьми, учила любить литературу и искусство. Рисуют дети натюрморт — а учитель в это время читает им вслух что‑нибудь из русской классики: Пушкина, например, стихи других поэтов. Ребята, может, и не прислушиваются особенно, но в душе каждого остается впечатление чего‑то прекрасного…

Алевтина Петровна не только «руку ставила» ученикам, то есть учила приемам рисования, знакомила с основами колористики. Она помогала им становиться культурными людьми, учила любить литературу и искусство. Рисуют дети натюрморт — а учитель в это время читает им вслух что‑нибудь из русской классики: Пушкина, например, стихи других поэтов. Ребята, может, и не прислушиваются особенно, но в душе каждого остается впечатление чего‑то прекрасного…

Читал книги ученикам и Николай Константинович. Порой он рассказывал что‑нибудь душеполезное, например, эпизоды из русской истории, которую художник прекрасно знал. Читал и классику — и стихи, и прозу. Кстати, любимым писателем Николая Воздвиженского был Николай Лесков. Неизвестно, слушали его ученики «Левшу» и «Соборян» в исполнении учителя или нет; но что они получили, так сказать, прививку уважения к русской литературе и отечественной истории — это точно.

потом Николай Константинович из художественной школы ушел — после конфликта с Юрием Александровичем Барановым. С ним ушла и Алевтина Петровна.

— Все ученики очень переживали, — рассказывает Александр Францевич, — потому что они её очень любили. Дело даже не в том, что не удалось довести ребят до выпуска, о чем она, конечно, мечтала. Дети видели в Алевтине Петровне не только преподавателя — она была для них старшим другом, у которого они не только искусство понимать учились — они учились у нее.

«Это так важно — ходить по земле!»

Мамровские живут в небольшом домике вологодского Заречья. Своими руками обустроили небольшой огородик: несколько грядок, клумба с цветами, плодовые деревца, кустики… Николай Константинович тонко чувствовал природу, понимал и любил её.

— Как‑то вышли мы с ним в наш дворик — рассказывает Галина Никитична. — И я вдруг внимание обратила, с какой трепетностью Николай относится к природе. Он каждый цветочек понюхает, каждый листочек погладит…
И видно, что ему так хорошо, так радостно! «Я, — говорит, — здесь как в лесу! Вот и вроде огород‑то у вас небольшой, но мне дорого, что я хожу по земле! Это так, Галя, важно!» Я ему яблоко сняла с ветки, подаю — он сразу в рот, с таким удовольствием хрустит, что и мне захотелось… «Слушай, — говорю, — надо же помыть…» А он мне: «Что ты говоришь, природа и так его омыла!».

Николай Воздвиженский чувствовал себя у Мамровских как дома. Они дружили со студенческих лет, вместе делали первые шаги в профессии, вместе взрослели. А с Александром Францевичем и работали вместе в детской
художественной школе.

— Вы знаете, для нас Николай был как брат — говорит Галина Никитична. — Привыкли мы часто встречаться, вместе и праздники отмечать, и проблемы важные обсуждать — и в жизни, и в искусстве. Мы его всегда чувствовали близким человеком; он ведь вовсе не замкнутый был, не угрюмый молчун, каким он, может быть, казался людям,
которые его мало знали… Мы всегда были от души рады побеседовать с ним, могли и не один час провести в разговоре, всегда было что обсудить — с родным‑то человеком. Вот так засидимся порой, а потом Николай спохватится: «Ой, Алевтина ведь ждет, надо бежать домой». Я говорю: «Слушай, так ты забыл кое‑что…» Отвечал с улыбкой: «Ты права, цветы забыл». Нарвешь букет, он говорит: «Теперь Алевтина сразу поймет, что я у Мамровских был».

С теплой улыбкой вспоминает Галина Никитична, как любили бывать у них Воздвиженские, как трогательно прощались с хозяевами гостеприимного дома: — Был у нас как‑то Николай с детьми, Таня еще тогда не родилась. Посидели, собираются домой, они на велосипеде прикатили: Дима на раме, Лариса — сзади, на багажнике. И я как сейчас вижу — Николай отъезжает потихоньку, осторожно, дети ручками машут… Это же здорово! Алевтина Петровна для меня — это просто образец мамы. Образец! Женщина и должна заниматься домом, прежде всего, детьми. Вот раньше, в старину, — почему детей было много? Потому что внимания много было им, люди понимали, что дети — и это есть счастье….

Когда дружная семья, когда дети и родители любят друг друга, — все трудности переносятся легче. Без сложностей ни в одной семье не обходится, но одно дело, когда каждый сам по себе переживает, и совсем другое, когда
все вместе держатся.

Близкие отца Николая рассказывали, что он педантично сохранял всё, что могло рассказать о разных сторонах жизни семьи: приглашения на праздничные мероприятия и поздравительные открытки, репродукции картин, всякие письма, записочки… Среди этих реликвий были найдены послания Алевтине Петровне в роддом — штук шесть или семь, наверное, на каждой написано: «Третья палата, Кротова Алевтина». Кстати, привычка хранить памятные мелочи была у многих людей, переживших войну и многочисленные испытания советского времени: люди дорожили свидетельствами того, что жизнь может быть и не угрожающей спокойному человеческому бытию, защищенной от внезапных потрясений…

Ну, а записочки в родильный дом — это еще и заметки о любви. Как бы ни были они немногословны и деловиты, говорится в них, по‑моему, в основном одно: как дороги счастливому отцу и жена, и дети, и весь уклад их семейной жизни…

— Знаете, — рассказала Галина Никитична, — отец Николай говорил мне: «Галя, как я рад, что Алевтина меня понимает! Она такая заботливая, внимательная. Служить, Галя, совсем нелегко… Зато когда возвращаюсь со службы, рядом с Алевтиной мне становится хорошо: чувствую себя дома!» И я всё чаще думаю: молодым надо брать пример вот именно с таких женщин, как Алевтина Петровна. В ней что‑то такое было, понимаете, — святое… Мы с дочерью, бывало, ездили в Прилуки, когда отец Дионисий служил в монастыре. Алевтина Петровна, конечно, — на каждой службе. Она так скромно стояла в сторонке, и чувствовалось — вся она в молитве, в мыслях о Боге… Она прямо растворялась во всём этом.

— Алевтина такой грустной выглядит на фотографиях, — дополняет Александр Францевич. — Точнее — сосредоточенной…

— Мне казалось, что она всегда чем‑то была своим озабочена, — говорит Галина Никитична — чем‑то глубоким, не повседневным. И в том же время была внимательна к собеседнику.

«Давай, улыбнись!»

Отец Николай очень любил фотографировать — еще с прежних времен, когда снимки надо было печатать самому, а для того требовалось целую фотолабораторию дома заводить. Обычно это делалось в ванных. По одной плёночке никто не стал бы начинать довольно длительные процессы проявки и печати, и фотографы занимали ванную порой аж на всю ночь. Зато какое чудо рождалось на их глазах! Вот под красным светом фонаря на мокрой и бесцветной фотобумаге, которая только что лежала в ванночке (извините — кювете!), появляются какие‑то точки и линии; вот они на глазах выстраиваются в лица и фигуры, здания и пейзажи… Ну, а что изображения были черно-белыми, да и не всегда нужной контрастности — нисколько не разочаровывало. Особенно благодарными зрителями и участниками волшебного процесса были дети. Их воображение, разогретое безграничным доверием к папе, усиливало действие химических реактивов. Не пустая фантазия, а готовность воспринять чудо — вот что было и проявителем, и закрепителем.

Отец Николай был щедрым дарителем фоточудес.
— Представьте только, — говорит Галина Никитична, — что Николай приходил к нам всегда с фотоаппаратом! Снимет, через неделю — а то и раньше — несет фотографии: «А вот вы три дня назад — или два месяца назад — были такими…» Это же так интересно! У нас несколько альбомов с его фотографиями, перелистываешь — и вспоминаешь фотографа, благодаришь его: когда бы не Николай Константинович, мы бы, может, и забыли подробности того, что прошло….

Снимки не просто фиксируют происходящее в жизни семьи; фотограф-художник — непосредственный участник этой жизни. Вот крестник Федя широко улыбается в объектив — это Николай Константинович его попросил: «Давай, улыбнись!» Радостно было и ребенку, и фотографу — и нам спустя много лет тоже радостно видеть их общее счастье.

Галина Никитична с признательностью вспоминает отца Николая:
— Очень благодарна ему, что он стал крестным для наших внуков. Столько прекрасных моментов сохранилось не только в воспоминаниях, но и на снимках, которые он делал каждый раз, приходя навестить крестников. А вот фотографии с венчания: мы стоим рядом с алтарем, внук несет букет. Но этого всего могло не быть, если бы не отец Николай.

— Долго он уговаривал, но всё‑таки это произошло, — улыбается Галина Никитична, вспоминая, как они с Александром Францевичем обвенчались. К тому времени они уже были, что называется, в возрасте: младшему внуку четыре года. Однако торжественности момента это ничуть не помешало.

Тогда отец Николай был уже протодиаконом, служил в храме Покрова Пресвятой Богородицы на Торгу. Там и состоялось венчание.

Вся жизнь семьи Мамровских в этих альбомах. И не только, конечно, этой семьи: альбомов с домашними фотографиями у Воздвиженских побольше будет…

Некоторые снимки, сразу видно, — делал художник. И композиция выстроена, и свет поставлен. Случайные предметы в кадры, снятые Николаем Константиновичем, не попадают, нет: картина за спиной Алевтины Петровны — её автопортрет, и снимок пронизан лирической задумчивостью, каким‑то нездешним изяществом…

Отец Николай, вспоминают близкие, любил выстраивать на снимке светотень, это помогало ему создать настроение — особенно на портретных фотографиях.

«Не всем я показываю…»

— Как‑то была в гостях у Воздвиженских, — рассказывает Галина Никитична. — Сидели на кухне, чай пили, говорили по душам. Потом Алевтина призналась: «Моя мечта, Галя, написать предков своих. И столько я думала об этом…. Только бы успеть мне сделать это — для внуков, чтобы осталась память именно в работах… В меня‑то много вложили, значит, и я должна что‑то оставить». У них в квартире темная маленькая комнатка была — чулан, по сути. И вот Алевтина Петровна оттуда достает полотна и говорит: «Не всем я показываю…». Было видно, как дорога ей эта идея, и я думала: дай Бог, чтобы всё это она выполнила, как хочет…

Алевтина Петровна не участвовала в выставках, однако многие вологодские художники прекрасно знали, какой замечательный мастер рядом с ними работает.

— После окончания художественного училища Алевтину брали без экзаменов в Академию художеств, — утверждает Галина Никитична. — Это, знаете, очень высокая оценка.

В академии Алевтина Петровна учиться не стала, и мы сейчас не знаем, почему так сложилось. Но живопись она никогда не оставляла.

Высоко ценила талант художника Алевтины Кротовой Джанна Тутунджан — народный художник России, член-корреспондент Российской академии художеств. Алевтина Петровна не раз приглашала её на встречу со своими учениками в художественной школе, и Джанна Таджатовна никогда не отказывалась. Она, как вспоминают близкие, уговаривала Алевтину Кротову участвовать в выставках, но та была упорна в нежелании представлять картины на суд публики.

Почему‑то она себя считала не живописцем, а графиком.
— Рисунок у нее был отличный, — утверждает Александр Францевич. — Но и живопись у Алевтины очень интересная. Вот, смотрите, какой красивый закатный свет!
Мнение мужа разделяет Галина Никитична Мамровская:
— Вроде бы работа написана маслом, — говорит она, разглядывая фотографию дипломной работы Алевтины Петровны «На сенокосе», — а тени прозрачные, словно это акварель, такая техника интересная. Чистая живопись, хорошая, поэтому цвет такой красивый. Легко написано, очень непринужденно.

«Жизнь с ним была прекрасна!»

— Как‑то, — вспоминает Галина Никитична, — отец Николай пришел к нам говорит: «Со службы иду, так устал, Галя». Давай, говорю, посидим, отдохнешь, потом пойдешь домой. И вот, значит, мы сидим, а он мне: «Галя,
как тяжело…» Он так говорил грустно: «Я, Галя, болею, — и ничего не помогает..» Мы сидели, вспоминали, — такое у меня было чувство, как будто бы я последний раз с ним разговариваю. Я ему рассказала про настойку, которую пчеловоды используют — наш сват пчел держит: «Ты посоветуйся с врачом, но я слышала, что это помогает при болезни, о которой ты мне говорил». Он отвечает: «Ты думаешь, поможет? Ведь хочется жить». Дала я ему бутылку с этой настойкой, потом проводила за ворота, посмотрела, как он пошел. И так он грустно пошел, и так было больно это видеть. Думаю — дай Бог, чтобы помогли бы пчёлки… Это был наш последний разговор.

Болел отец Николай долго и тяжело. Последствия инсульта не позволили ему вернуться к церковной службе. 2-го сентября 2019 года он отошел ко Господу, и это стало ударом для всех, кто знал его и Алевтину Петровну.

— Вы знаете, — с грустью рассказывает Галина Никитична, — когда отца Николая уже похоронили, шли мы с Алевтиной. Она меня обняла и говорит: «Галя, как тяжело было, когда он больной лежал.. Ведь не один год это тянулось, очень больно… А сейчас‑то, мне, Галя, еще тяжелее — его нет! Представляешь, его у меня нету…» Я смотрю на неё —так сердце защемило… Последние годы Алевтине дались очень непросто: и отец Николай мучился, и сама она уставала очень — но жизнь‑то с ним была прекрасна. До сих пор помню её глаза… И думаю: сколько нежности в ней, сколько сил и терпения нужно, чтобы все преодолеть… Ей, видно, хотелось высказаться, чтобы хоть капельку поняли её переживания. Но я никак не думала, что Алевтина Петровна так скоро уйдет вслед за отцом Николаем. Мы благодарны Богу за счастье иметь в жизни таких друзей, наставников и молитвенников.

Записал и подготовил к публикации Андрей Сальников